Тысячу лет назад знахарь шептал заговоры над больным, а сегодня хирург управляет роботизированными манипуляторами. И между этими точками — невероятная история выживания и упрямства.
Начиналось всё с волхвов — первых «врачей» Древней Руси. Представьте человека, который знает свойства двухсот трав, умеет остановить кровь и сделать примитивную операцию. При этом его медицинский учебник — это память, а лаборатория — лес и поле. И работало! Даже иностранцы удивлялись богатству наших лечебных растений.
Наши предки мылись, когда европейцы считали воду источником заразы. В Новгороде Х века были общественные бани с деревянным водопроводом. Настоящий спа-центр! Не случайно в договоре с Византией русские купцы особо оговаривали право на баню — и это было важно.
Когда пришло христианство, место знахаря занял монах-целитель. Монастыри стали первыми больницами с бесплатным лечением для всех. Монах Агапит из Киево-Печерского монастыря лечил и князя, и крестьянина. Причем старое никуда не исчезло — языческие практики просто переоделись в христианские одежды. Травы собирали также на Купалу, но на Ивана.
К XVI веку государство взяло медицину под крыло. При Иване Грозном — первая аптека и Аптекарский приказ, что-то вроде Минздрава. Он проверял врачей, боролся с эпидемиями, устанавливал цены на лекарства. В 1654 году появилась первая медицинская школа с упором на практику. Пока европейские студенты зубрили латинские трактаты, наши ученики «пулки вымали и раны лечили».
Настоящий прорыв случился после земской реформы 1860-х годов. Один доктор на тридцать тысяч пациентов, разбросанных по деревням. Зимой — на санях сквозь метель, весной — верхом по грязи. Инструменты простейшие, зарплата крошечная. И при этом они не только лечили, но и вели статистику, боролись с эпидемиями, учили крестьян гигиене. В это время наши учёные начали греметь на весь мир — Мечников и Павлов получили Нобелевские премии.
После революции 1917 года пришлось строить с нуля. В разгар Гражданской войны и эпидемий создали первую в мире полностью государственную систему здравоохранения. Семашко (нарком здравоохранения) придумал трехэтажную структуру: сельский фельдшер → районная больница → областная клиника.
К 1960-м годам система достигла расцвета. Советские хирурги делали первые в мире операции по пересадке органов, в космос летали первые врачи-исследователи. Первым был Борис Борисович Егоров. Он совершил полёт 12–13 октября 1964 года на корабле «Восход-1». Даже ВОЗ рекомендовала брать с нас пример.
Но у всей этой истории была тёмная сторона — «остаточный принцип» финансирования. Сначала танки и ракеты, потом — больницы и поликлиники. К 1980-м система начала задыхаться: устаревшее оборудование, низкие зарплаты, дефицит лекарств.
А потом рухнул СССР. Финансирование упало почти вдвое, врачи месяцами не получали зарплату, пациенты приносили в больницу свои бинты и шприцы. В селах закрывались медпункты, возвращались побежденные инфекции. Средняя продолжительность жизни мужчин упала до 57 лет.
В 2000-х начали восстанавливать руины. Нацпроект «Здоровье», программа модернизации, «Земский доктор» для привлечения врачей в деревню. Появились деньги, закупили оборудование. Но потом чиновники вспомнили слово «оптимизация». И начали закрывать «неэффективные» больницы, сокращать койки, увольнять «лишний» персонал. Результат? Коек стало вдвое меньше, а людям в глубинке теперь нужно ехать за 100 километров, чтобы сдать анализ крови.
Сейчас реализуется новый нацпроект с триллионным бюджетом. Но сохраняются системные проблемы: мы тратим на здравоохранение около 5-6% ВВП, при 8-10% в более развитых странах.
При этом растет частная медицина — красивые клиники, современное оборудование, вежливый персонал. Только вот доступна она далеко не всем и сосредоточена в крупных городах. А в глубинке по-прежнему работает земский фельдшер.
Пандемия COVID-19 проверила систему на прочность. И она выстояла. За несколько месяцев развернули 280 тысяч новых коек, перепрофилировали врачей, создали вакцину.
Будущее российской медицины — это цифровизация, телемедицина для отдаленных районов, персонализированная медицина на основе генетики человека, новые методы профилактики. Но главное даже не это. Главное — осознаем ли мы, что здоровье населения — это не статья расходов, а фундамент безопасности и благополучия страны? Что больной человек не может быть ни хорошим работником, ни счастливым гражданином?
История нашей медицины — это отражение всей России. Мы можем создать первую в мире вакцину от COVID-19, но не можем обеспечить сельскую больницу элементарным оборудованием. Мы отправляем роботов-хирургов в областные центры, но у половины деревень нет даже фельдшера.
Каждый кризис оставлял свой след: от народных знахарей — любовь к лечению травами, от монастырей — милосердие и бесплатную помощь, от земства — систему участков, от советской эпохи — всеобщий охват населения.
Главный урок этой тысячелетней истории в том, что настоящая сила российской медицины — в людях. В земских врачах, ездивших к пациентам в метель. В военных хирургах, оперировавших под бомбежками. В участковых терапевтах 90-х, работавших месяцами без зарплаты. Они вытягивали систему в самые тяжелые времена.